(начало в преж. части) См.3-56

 

Глава III

 

Сущность и содержание философской критики так называемого «меньшевиствующего идеализма» в ходе дискуссии 1930 - 1933 гг.

 

 

3.1 Мы переходим к первому из главных вопросов, продиктованных самой формулировкой темы настоящего исследования, который можно предварительно обозначить следующим образом. Разумеется, что даже с точки зрения научного здравого смысла предложенный Сталиным для определения философских взглядов деборинской группы термин «меньшевиствующий идеализм», как об этом уже неоднократно говорилось выше, не выдерживает критики ни с формальной, ни с содержательной точки зрения, представляя собой по меньшей мере странный политико-философско-идеологический гибрид, слабо имевший отношение к действительным взглядам «диалектиков» и представляющий собой, если пользоваться языком булевой алгебры, «пустое множество». Однако не следует забывать о том, что работавшая под незримым руководством и с благословения Сталина митинско-юдинская группа вряд ли представляла себе своё противостояние с группой Деборина как бой с ветряными мельницами, видя в лице так называемого «меньшевиствующего идеализма», по крайней мере, как это следовало из содержания их собственных работ, не идеологическую химеру, а реальное течение в среде философов-марксистов; течение, представляющее своими попытками ревизовать основоположения диалектического и исторического материализма существенную опасность для советской философской ортодоксии, более того -для существующего строя в целом, исходя из самой квалификации «меньшевиствующего идеализма» как теоретической базы правого оппортунизма, троцкизма, остатков городской буржуазии etc. Поэтому первую часть вопроса, вынесенного на рассмотрение настоящей работой, по нашему мнению, следует сформулировать следующим образом: что, с точки зрения деборинских оппонентов, представляла из себя философская программа «меньшевиствующего идеализма», в чём его критики 30-х годов видели его особенности и теоретические истоки, что, в конечном итоге, могло составлять содержание понятия «меньшевиствующий идеализм» в сознании тех, кто в начале 30-х годов занимался его настойчивым и целенаправленным искоренением?

Для ответа на этот вопрос следует, с нашей точки зрения, ещё раз обратиться к текстам митинских публикаций и несколько более подробно остановиться на содержательной части работ митинско-юдинской группы 1930 - 1933 гг., в которых в той или иной степени содержалась критика по адресу группы Деборина. Как уже было показано выше, дискуссию школы «диалектиков» с митинско-юдинской группировкой 1930 - 1931 гг. вряд ли можно было охарактеризовать как «чисто-философскую», несмотря на то, что оппоненты диалектиков, по крайней мере, до 1931 года, всеми силами старались придать ей характер таковой, заявляя, что речь идёт в первую очередь о теоретических разногласиях. Соответственно этому выстраивалась и линия критики в адрес «диалектиков». В этом отношении обращает на себя внимание небезынтересная особенность, свойственная процессу развёртывания критики, направленной против деборинской группы: основные критические тезисы были выставлены митинско-юдинской группой ещё в начале 1930 года (опубликованное в «Правде» «письмо трёх»), однако с развёрнутым теоретическим обоснованием таковых митинцы начали выступать гораздо позднее - в 1931 году и позже. Объяснение этому несоответствию, видимо, следует усматривать в резко изменившемся с моральным уничтожением деборинцев «научном статусе» и несколько возросшем теоретическом уровне митинской группы¹, получившей неограниченную возможность публикации собственных работ и публичного озвучивания собственных точек зрения, а также в уже рассматривавшихся выше переменах во внутриполитической жизни страны, сделавших возможными появление на свет множества «теоретиков» подобного разбора.

При этом не вызывает сомнений, что, несмотря на приведённые в главе II утверждения теоретиков митинско-юдинской группировки о том, что причиной дискуссии явились конструктивные и объективно имевшие место «чисто-философские» разногласия и ошибки в философской работе, это утверждение не представляется столь очевидным, даже если отталкиваться от непосредственного анализа их формулировок. В частности, по вполне понятным и неоднократно рассмотренным выше причинам к области «чисто-философской» никак нельзя отнести критику «диалектиков» за несоответствие вопросов, поставленных ими в своей научной деятельности, текущим политическим задачам и связанные напрямую с ней обвинения деборинцев в «схоластике», «формализме» etc. Стоит хотя бы незначительно расширить границы применения указанного тезиса на практике для того, чтобы придти ко вполне абсурдной ситуации, когда любого философа, начиная с Аристотеля и заканчивая деборинскими современниками-фрейдистами и неокантианцами, можно было объявить формалистом и схоластиком за свойственную вообще специальным текстам терминологическую «непрозрачность» и оторванность поставленных задач от решения внутриполитических проблем в СССР. Ровным счётом столько же отношения к философии как таковой имели предъявленные деборинской группе обвинения в «групповщине», вызванные к жизни не философской, а конкретно-политической необходимостью устранения из научной жизни страны людей, способных к самостоятельному и неортодоксальному мышлению, плохо поддающихся контролю и манипуляциям в сфере идеологии. В этом отношении, заметим, деятельность митинско-юдинской группы также можно рассматривать как наглядный пример образования своеобразной философской «группировки», «школки», фракции с достаточно жёсткой внутренней дисциплиной, единой программой действий и методами осуществления поставленных задач, поэтому, по крайней мере в этой части обвинения, прозвучавшие по адресу деборинцев, не носили конструктивного и принципиального характера. Политический, внефилософский характер, как это видно из самой постановки вопроса, носили все обвинения, связанные с недостаточностью разработки тех или иных проблем диалектического и исторического материализма, истории зарубежной и отечественной философии (о степени соответствия действительности высказанных митинско-юдинской группой претензий нами будет сказано ниже), сопрягавшиеся с недопустимыми с точки зрения этики научного исследования приёмами навешивания идеологических ярлыков («троцкисты», «меньшевики» etc.) и, по существу, подменявшими тезис о реально имеющей место необходимости углубленной разработки обозначенных проблем тезисом о необходимости придерживаться «генеральной линии» партии в рамках каждого конкретного исследования. На этом основании и в связи с особенностями и ограничениями, продиктованными формулировкой темы настоящего исследования («так называемый «меньшевиствующий идеализм» в аспекте философских дискуссий начала 30-х годов в СССР») мы считаем целесообразным отметить, что эти и подобные им обвинения, выдвинутые оппонентами «диалектиков» против группы Деборина в ходе дискуссий начала 30-х гг., но не носящие непосредственно философского характера, не будут подлежать в дальнейшем специальному рассмотрению, как лежащие за пределами тематических рамок настоящей работы, за исключением особо оговорённых случаев.

В соответствии с замыслом и структурой работы в этой главе мы будем говорить по преимуществу о содержании философской критики, высказанной идеологами митинско-юдинской группы по адресу сочинений «диалектиков»; сравнительный анализ действительного содержания теоретических установок А.М. Деборина и его сотрудников, так или иначе подвергнутых критике со стороны митинско-юдинской группировки в ходе рассмотренной нами дискуссии составит собой предмет рассмотрения главы IV настоящего исследования. Однако, несколько забегая вперёд, следует отметить, что даже не прибегая к содержательному анализу сочинений митинско-юдинских оппонентов по затронутым в их работах вопросам, во множестве теоретических работ, принадлежащих группе Митина и написанных в период с 1931 по 1932 гг., можно вычленить ряд существенных недостатков, не связанных напрямую с содержанием предъявляемых деборинцам обвинений. Становилось очевидным, что группа Митина, несмотря на известный прогресс в «теоретико-философской» части своих умозаключений продолжает придерживаться ранее апробированной методики в части подачи и изложения материала. Основной чертой такого подхода, как и следовало ожидать, имея в виду недавно высказанные Сталиным в беседе с бюро ячейки ВКП (б) ИКП требование «переворошить весь навоз», накопленный деборинцами в области теории, стало отсутствие собственной положительной программы действий и, на этом основании, - практически полное отсутствие каких бы то ни было конструктивных интенций. В своих попытках деструкции (разумеется, не в хайдеггерианском смысле - о прояснении оснований философских конструкций «диалектиков» со стороны группы Митина не могло быть и речи) теоретико- и историко-философских построений деборинцев, теоретики митинской группы крайне мало заботились о том, чтобы предложить собственные интерпретации взамен деборинских, если, конечно не принимать во внимание тот очевидный факт, что фундаментальность работы, проделанной «диалектиками» в некоторых областях (в частности, в деле изучения и популяризации наследия В.И. Ленина и материалистической переработки идей Г.В.Ф. Гегеля) требовала себе на смену столь же фундаментальных изысканий, чего митинско-юдинская группа, всецело занятая в начале 30-х наступлением на позиции «диалектиков», себе позволить не могла. Более того, как показали последующие события, противники «диалектиков» так и не смогли преодолеть взгляды своих оппонентов на указанные проблемы, в значительной части их ассимилировав (так, например, в настоящее время становится очевидным, что «диалектики», стремившиеся в своей научной деятельности к развитию гегельянских составляющих философских мировоззрений К. Маркса и В.И. Ленина и противостоявшие попыткам так называемых «механистов» превратить марксизм в конкретно-научную дисциплину, выработали в ходе полемики ставшие традиционными для советской историко-философской науки аргументы pro et contra по отношению к методу и системе Гегеля, определены понятия, ставшие составной частью диалектического материализма). С другой стороны, группа Митина-Юдина в своих выступлениях зачастую прибегала к явным терминологическим излишествам, в попытках очернить своих оппонентов выстраивая монструозные определения, призванные описать собой всю глубину деборинских заблуждений, наподобие приведённого ниже «схоластическо-идеалистического теоретизирования над методологией» (абсурдность цитированного нагромождения терминов вряд ли подлежит сомнению, особенно в применении к группе Деборина; если придерживаться прямого смысла высказывания, можно подумать, что деборинские оппоненты зачислили «диалектиков» по меньшей мере в неотомисты). Наконец, такое отношение к критике деборинской группы (ещё раз заметим, что с 1931 года дискуссия перешла в стадию разгромной критики, когда критикующие уже не думали о дозволенности и этичности применяемых полемических приёмов), позволяло оппонентам практически не задумываться о должной степени обоснованности своих замечаний, иногда «опуская» в текстах ссылки на конкретные работы Деборина, Стэна, Карева, Луппола, для достижения необходимого эффекта выдёргивая цитаты из контекста и произвольно опуская части текста при цитировании без указания на пропуски. Принятая митинско-юдинской группировкой в философской полемике с «диалектиками» модель аргументации имела с формальной точки зрения серьёзные недостатки.

3.2 Со времени публикации уже неоднократно упоминавшейся выше резолюции бюро ячейки ВКП (б) ИКП философии и естествознания от 29 декабря 1930 года на «философском фронте» начал стремительно набирать обороты процесс философской критики по адресу так называемого «меньшевиствующего идеализма» и его представителей, под которыми в первую очередь подразумевались всё те же участники деборинской группы, сменивший собой практически закончившуюся для последних зимой 1930 года дискуссию. Конечно, по отношению к имевшей место ситуации напрашивается вопрос, до какой степени вообще правомерно характеризовать работы теоретиков митинско-юдинской группы по исследуемому вопросу как критические, ибо само понятие критики как таковое, с нашей точки зрения, неявно содержит в себе право критикуемого на адекватное ответное выступление, конкретизацию и разъяснение подвергнутых критическому анализу теоретических положений - именно этого права в ходе рассматриваемых событий деборинцы были очевидно лишены, а рассмотрение явных или мнимых теоретических заблуждений «диалектиков» негласно предполагало в качестве единственно возможной ответной реакции незамедлительное покаяние и отречение от собственных убеждений (о том, каким образом такого рода мероприятия осуществлялись на практике, говорилось ранее в п. 2.5 главы II). Тем не менее, деятельность митинско-юдинской группы по дискредитации философских взглядов «диалектиков» формально носила все признаки критики, о чём свидетельствует содержание как одиночных, так и коллективных выступлений её теоретиков.

Во множестве своих работ «митинцы» безостановочно декларировали, что, в отличие от критикуемых ими «диалектиков», они не считают возможным исповедовать мировоззренческие установки, отличные от установок партии, отрывать собственную точку зрения на тему исследования от методического следования «генеральной линии». Из подобной установки, в первую очередь, вытекала необходимость исследования философских корней так называемого «меньшевиствующего идеализма», имеющая своей целью предотвращение возможных попыток ревизии философских основ существующей идеологии, по крайней мере, со стороны последователей группы Деборина. Критика философских истоков деборинских «заблуждений» с середины 1931 года стала одним из общих мест сочинений митинско-юдинских теоретиков, в которых настойчиво проводились попытки «привязать» мировоззренческие установки, лежавшие в основе теоретических работ «диалектиков», к философии Г.В. Плеханова, вернее, к той части его философских взглядов (концепция взаимоотношений между субъектом и объектом, понимание сущности материализма и места практики в марксистской теории познания), которые проистекали из ошибочного, с точки зрения авторов, плехановского желания видеть в современной материалистической философии генетическую связь с принципом психофизического параллелизма Спинозы (мысль и тело сопринадлежат единой материальной субстанции). «Митинцы» усматривали ошибку Плеханова в том, что центральный для философии Спинозы принцип непротиворечивости принадлежащих единой субстанции субъекта и объекта, устраняющий самой постановкой вопроса из гносеологии возможность познания как вечно развивающегося процесса и не дающий ответа на вопрос, как относится мышление к бытию², распространяется Плехановым и на «материализм Нового времени», на философские концепции французских материалистов XVIII в. и Л. Фейербаха, у которого, в отличие от Спинозы, мышление и бытие гносеологически противоположны, а предпосылки познания лежат не в абстракции «божественной субстанции», а в «непрерывном потоке воздействий внешнего объективного мира на человеческое сознание, через чувства человека»³. Стержнем всей критической работы, проделанной митинско-юдинской группой в этом отношении, стала идея о том, что сам Деборин и его единомышленники, неоднократно заявлявшие публично о непреходящем значении плехановских работ для русского марксизма, восприняли вместе с позитивными и прогрессивными чертами его философских построений и неправильные тенденции выведения фейербахианства и марксизма из спинозизма, основная линия развития которого, по мнению митинской группы, «идёт.    не к материализму, а к немецкой спекулятивной

философии, в то время, как основная линия развития материализма обходит

4

спинозизм как учение спекулятивное, антисенсуалистическое» , противоречащее взглядам Маркса и Ленина на философию Спинозы. Это позволило критикам найти у «диалектиков» множество ошибок, особенно в части «неправильного» понимания места, занимаемого практикой в марксистской гносеологии, понимания практики вообще. В частности, ссылаясь на дореволюционную работу Деборина «Введение в философию диалектического материализма», авторы утверждают, что Деборин «не идёт дальше признания простого соответствия между мышлением и бытием, простой параллели между ними»⁵ (фраза Деборина о том, что человек есть часть бытия, и поэтому формы, обязательные для бытия-объекта, обязательны также и для мышления-субъекта комментируется в том смысле, что для диалектического материализма противоречие между бытием и мышлением не устраняется, а постоянно существует, разрешается и восстанавливается в ходе практической деятельности).

Однако, обвиняя Деборина и его группу в «спинозианском» субъект-объектном параллелизме, деборинские критики одновременно изыскали возможность предъявить «диалектикам» обвинение в противоположном теоретическом заблуждении, посчитав, что вследствие игнорирования практики в теории познания «меньшевиствующий идеализм» приходит к разрыву между субъектом и объектом, «формально-логическому и идеалистическому разрыву между формой и содержанием при явном предпочтении формы содержанию»⁶. По мнению деборинских оппонентов, Деборин в своих работах ошибочно противопоставил диалектику как теорию (диалектическую логику, имеющую содержанием формы мышления, логический анализ категорий) диалектике как методу изучения конкретной действительности (позднее, что называется, «задним числом», оппоненты «диалектиков» найдут в этом ещё одно теоретическое обоснование «отрыва научной теории от задач социалистического строительства», в котором группу Деборина обвиняли в начале 1930 г.). При этом положения Деборина о том, что учёный имеет право отвлекать логические формы от их содержания и подвергать их самостоятельному анализу, что логика есть наука о формах и законах движения и что её категории суть универсальные принципы, основные элементы всякого мышления и бытия были поняты критикой как апология кантианства и махизма, предположение, что «закон движения, по Деборину, исчерпывается формой этого движения»⁷, что взгляды Деборина на задачи теории познания приводят к подмене вопроса об отношении субъекта-объекта вопросом об отношении сознания и предмета, что Деборин не понял того нового, что марксизм внёс в общее учение материализма об отношении между субъектом и объектом, то-есть «процесса познания, включающего практику человека и технику», оставаясь на ошибочных плехановских позициях и занимаясь формально­логическим анализом отвлечённых от реальной практики категориальных абстракций. К важному для конституирования мировоззренческого статуса так называемого «меньшевиствующего идеализма» вопросу о понимании Дебориным и его сотрудниками сущности диалектики как философской дисциплины, понимании специфики категорий диалектики неоднократно возвращался и сам М. Митин, ещё в самом начале 1931 года на заседании фракции ОВМД в Коммунистической академии заявивший:

«Разбирая вопрос о предмете диалектики, т. Деборин пишет: «Материалистическая диалектика как всеобщая методология должна проникать собой все конкретные и эмпирические науки, ибо она является, так сказать, алгеброй наук, вносящей внутреннюю связь в конкретное содержание». Эта постановка вопроса явно идеалистическая, ибо материалистическая диалектика трактуется как наука, которая вносит связь в конкретное содержание. Правда, на этой же странице т. Деборин спешит оговориться, что не нужно это понимать мол в том смысле, что связь привносится извне и т. д., что связь в природе объективна и т. д. и т.п. Однако эти оговорки не могут иметь существенного значении потому, что в этой же статье т. Деборин дает развернутую картину, как он понимает эту свою точку зрения. Вот что он, например, пишет, переходя к вопросу о категориях диалектики: «Общая диалектика занимается исследованием тех категорий, которые лежат в основании всякого знания вообще. Каждая же отдельная область действительности - природа и общество, базируясь на общих законах и формах движения, имея их своим фундаментом, в то же время покоится на специфических частных категориях, присущих именно данной области. Одна и та же абстрактная категория, которая составляет предмет общей диалектики, принимает такие различные конкретные формы в зависимости от того, где она встречается или применяется: в естествознании или в обществознании» (Деборин, Диалектика и естествознание, стр. 31). Кто хоть немного знаком с Гегелем, тот скажет, здесь развернута явно гегелевская идеалистическая точка зрения. В самом деле, т. Деборин нигде здесь ни разу, трактуя вопрос о законах диалектики, не дает нам ясной формулировки о том, что законы диалектики в нашем мировоззрении суть отражение объективных законов, суть «ступеньки нашего углубления» в познание объективной, материальной природы»⁸.

Ссылаясь, в частности, на программную работу Деборина «Маркс и Гегель», впоследствии переработанную в качестве вводной статьи для Собрания сочинений Г.В.Ф. Гегеля 1929 года, критики упорно старались доказать, что

речь   в   данном   случае   идёт   «об   «органическом   пороке»,   о   системе

9

идеалистического извращения марксизма» , что сама постановка многих вопросов (о категориях диалектики, с точки зрения Деборина, одинаково присущих как бытию, так и мышлению, о том, что диалектика рассматривает бытие и мышление в единстве, не отрывая их друг от друга, о якобы имевшем место деборинском противопоставлении диалектики как методологии - теории познания и понимании закона единства противоположностей как примирения последних) является типично идеалистической, и что, по выражению Митина, «вместо того, чтоб материалистически переработать Гегеля, «старик Гегель» идеалистически переработал кой-кого»¹⁰.

Вернёмся ещё раз к неоднократно упоминавшейся здесь резолюции бюро ячейки ВКП (б) ИКП, опубликованной в декабрьском номере «Под знаменем марксизма» за 1930 год. В оценках, данных членами бюро ячейки ВКП (б) деборинской группе, декларировалось, что философские взгляды «диалектиков» являются, по своему существу, антимарксистскими, что проявилось, с точки зрения авторов, в ряде ошибочных теоретических положений, разделявшихся группой. Так, авторами резолюции деборинской группе приписывались уже ставшие дежурными в выступлениях митинско-юдинской группировки «отрыв теории от практики, философии от политики и т.д.», «отказ от применения а также... извращение ленинского принципа партийности в философии, который в наиболее четкой форме выражает классовый характер нашей философии... необходимо включает в себя требование защиты генеральной линии партии и борьбу со всякими уклонами от нее», недооценка «Ленина, как теоретика вообще, а особенно как философа-марксиста», непризнание «ленинизма в фило­софии как новой ступени в развитии диалектического материализма»¹¹. Обращает, однако, на себя внимание то, что группа Митина в резолюции 29 декабря наконец нашла в себе силы перейти в критике деборинской группы от обсуждения достаточно общих историко-философских вопросов к критике поставленных в работах «диалектиков» частных вопросов онтологии и теории познания, в первую очередь связанных с деборинскими интерпретациями идей Г.В.Ф. Гегеля, продолжая констатировать, что «изучение гегелевской диалектики, необходимость которого в очень резкой форме подчеркивает В. И. Ленин, поскольку оно в работах группы Деборина не опиралось на материалистическую диалектику Маркса, Энгельса, Ленина, на практику социалистического строительства и т. д., превращалось в свою противоположность... приводило к идеалистическому извращению материалистической диалектики»¹². Ошибочным, идеалистическим по своему содержанию, с точки зрения бюро ячейки, являлось деборинское определение материи как бесконечной совокупности опосредствований, отношений, связей, из которой исчез реальный носитель этих отношений, как синтеза пространства и времени. С точки зрения критиков, эти ошибки также были органически связаны с неверным пониманием деборинцами самой сущности материалистической диалектики, представляемой как всеобщая методология с замкнутой системой категорий, вносящая внутренние связи в конкретно-научное содержание, дающая абстрактно-логический анализ категорий в отрыве от их частного, действительного содержания. На этом основании авторы резолюции говорили о понимании деборинской группой философии как «чистой методологии», «чистой», оторванной от практики и конкретных наук, теории диалектики, что привело в работах «диалектиков» к идеалистическому по сути разрыву, разделению «метода и мировоззрения, диалектики и материализма, диалектики и теории познания, диалектики и исторического материализма»¹³, методологизированию. Ссылаясь на уже упоминавшуюся нами в контексте настоящего исследования работу Деборина «Маркс и Гегель», авторы утверждали, что, в отличие от ленинского понимания диалектики как теории познания марксизма, Деборин, с одной стороны, противопоставляет теорию познания диалектике, а, с другой - растворяет её в методологии. Это, по мнению Митина и К^о, «имеет только один смысл - схоластическо-идеалистическое теоретизирование над «чистой» методологией, над «диалектикой», оторванной от материализма»¹⁴. Группа Деборина обвинялась во внесении в область теории познания диалектического материализма разрыва «между эмпирическим и рациональным моментом в познании, между ощущением и мышлением, между историческим и логическим, между формой и содержанием», приведшим к тому, что «категории диалектики оказывались только абстрактным, «общим», оторванным от конкретного, особенного, единичного, категориями мышления, в которых нет ни атома эмпирии, чисто-логическими категориями, абстрагированными от истории бытия, от истории человеческого познания, - что фактически и приводило к гегелевской точке зрения»¹⁵.

К вопросу о проблематичности деборинского истолкования общенаучных и теоретико-философских категорий (атом, движение, пространство etc.) митинская группа в лице своих отдельных представителей возвращалась неоднократно. В этом отношении работу критикам существенно облегчало то, что в начале 30-х гг. А.М. Деборин являлся редактором философского отдела Большой Советской энциклопедии, поэтому за примерами для анализа митинским теоретикам вряд ли приходилось далеко ходить: зачастую тексты соответствующих дефиниций черпались непосредственно из БСЭ, как, например, в работе П. Черемных, полностью посвящённой разбору «меньшевиствующе-идеалистических» ошибок, допущенных в ходе написания энциклопедии. Протест со стороны митинско-юдинской группы встретили, в частности, определения А. Кубицким атома как «первого элемента существующего, результата применения общих законов физики»¹⁶, рассуждения Г. Баммеля о пространстве и времени, высказывания Н. Карева о том, что время и пространство есть нечто, принадлежащее самому опыту, поскольку «от опыта отправлялись все эмпириокритики, все махисты и субъективный идеалист Фихте, связывавший свою философию только с опытом». Несмотря на то, что Карев в самом цитированном тексте говорит, что опыт есть в его понимании единство субъекта и объекта, нашей воспринимающей способности и воздействующего на него предмета, что, очевидно, весьма далеко от фихтеанского и эмпириокритического понимания опыта, это вызывает у П. Черемных не совсем ожидаемую реакцию: «Это материализм созерцательный, а не диалектический. В объяснении общественных явлений он неизбежно ведёт к идеализму. Он берёт человека абстрактно, не исторически»¹⁷. Всё вышесказанное, с точки зрения митинско-юдинской группы, давало последним полное право говорить о том, что «разработка теории диалектики деборинщиной была настолько неправильна, неудачна, шла не в духе диалектического материализма, что мы имеем теперь развернутую систему идеалистической ревизии марксизма, начиная с общих вопросов определения материи и предмета диалектики и кончая важнейшими категориями ее. Требуется теперь большая серьезная теоретическая работа, чтоб все эти взгляды преодолеть и действительно всерьез, в духе Маркса и Энгельса, на основе указаний Ленина подойти к вопросам разработки теории материалистической диалектики»¹⁸.

Резкие замечания со стороны группы Митина - Юдина вызвала также работа, проделанная «диалектиками» в области изучения исторического материализма. Справедливости ради стоит отметить, что отдельные претензии теоретиков митинской группы звучали в этом отношении достаточно обоснованно, хотя и не затрагивали напрямую конкретно-философских проблем. В частности, авторы, с нашей точки зрения, совершенно правильно отмечали тот факт, что количество работ о современных проблемах исторического материализма в журнале «Под знаменем марксизма» (редколлегия которого до 1931 года состояла практически на две трети из «диалектиков») существенно уступало количеству опубликованных статей, посвящённых разработке вопросов иных философских дисциплин. «Деборинская школа» была ориентирована преимущественно на исследования в области онтологии и теории познания диалектического материализма, марксистская социология лежала преимущественно вне круга активных научных интересов учёных группы Деборина. Тем не менее, в случаях, когда речь заходила об историко-материалистических работах «диалектиков», митинско-юдинская группа также усматривала в них значительное количество ошибочных положений, большинство которых прямо сводилось авторами к пресловутой «схоластике». Критике, построенной, впрочем, всецело по образу и подобию всей предыдущей «полемики» подверглись положения, высказанные в работах Карева, Гоникмана, Мартынова, Новикова и др. Так, например, М. Каммари, разбирая прекрасную работу Н. Карева «Исторический материализм как наука», посвящённую в существенной своей части прояснению специфических различий между понятиями «исторического материализма» и «социологии» делает следующие умозаключения:

«В самом деле, тов. Карева интересует лишь вопрос: «Что представляет собой эта наука (истмат. М.К.) по своей форме? В мою задачу не входит сейчас изложение содержания теории исторического материализма» («ПЗМ», №12, 1929 г., стр. 4)... Ничего, кроме кантианской схоластики, не могло получиться от такого рассмотрения «формы исторического материализма», оторванного от его содержания. И т. Карев на протяжении ряда страниц занимается чистейшей терминологической схоластикой о шести или семи «названиях» исторического материализма, выступая в скрытой форме против Ленина (который-де в ранних работах называл истмат социологией), противопоставляя Ленину Маркса (который-де «никогда» не называл исторического материализма социологией). Для т. Карева всё дело в названии, а не в содержании теории; что же касается смысла употребления различных названий Лениным для выяснения различных сторон и содержания исторического материализма, то т. Карев так его и не понял. Худшую схоластику вряд ли можно придумать, чем допустил т. Карев»¹⁹.

О содержании критикуемой М. Каммари работы Н. А. Карева нами будет подробно сказано ниже, в главе, посвящённой анализу действительного содержания сочинений философов, входивших в деборинскую группу (см. п. 4.1 главы 4). Тем не менее, даже не прибегая пока что к подробному содержательному анализу работы Карева не может не вызвать некоторого удивления тот факт, что Каммари делает вывод о «схоластической» направленности критикуемой работы практически исходя из одного высказывания, произвольно взятого вне контекста указанной работы и не подкрепляя обвинения ссылками на соответствующие страницы работ ни Карева, ни Ленина, ни Маркса. Впрочем, подобный, специфичный для теоретических разработок митинско-юдинской группы, подход, уже неоднократно описанный выше, позволил авторам обвинить Карева в подмене марксистско-ленинского понимания общих законов движения истории «абстрактным, механическим, формально-логическим (народническим, буржуазным и бухаринским) пониманием общих законов абстрактного общества»²⁰, в понимании законов природы как неисторичных, в противоположность законам общества (комментарий на фразу Карева «...(Общественно-исторические законы. - Н.К.), это - специфические законы в том смысле, что не только они специфичны для общества вообще, в отличие от тех законов, которые формулируют механика, физика, химия, биология, но они специфичны и для каждого общественного организма»²¹: «Итак, законы общества, так сказать, специфичны в квадрате, а законы природы просто специфичны. Всё это - старый, престарый схоластический хлам!»²²), в разрыве содержания и формы исторического материализма и эклектическом понимании связи между формой и содержанием истмата. За проповедь «идеалистически-кантианского» противопоставления логического историческому в трактовке сущности общественного разделения труда и «механистического, пассивного понимания производственных отношений как пассивного продукта орудий производства» был смешан с грязью талантливый учёный Гоникман. Ряд авторов, публиковавших статьи по историческому материализму в журнале «Под знаменем марксизма» были подвергнуты критике за использование деборинских философских построений в качестве теоретической базы (например, статья М. Рютина «Диалектика и проблема войны», в которой автор имел неосторожность процитировать данное Дебориным во «Введении в философию диалектического материализма» определение диамата как примиряющего и объединяющего в высшем синтезе все течения философской мысли и представляющего собой поэтому результат развития всей новой философии, вызвала у критиков следующую реакцию: «Вообще для него (Рютина. - И.К.) сильнее Деборина философа нет!... Умереть можно со смеху от такого «высшего синтеза» в «диалектическом материализме» Деборина и Рютина М., где всякой твари по паре, как в ноевом ковчеге, и притом ещё «объединённых и примирённых»! По-русски, это - каша, а не синтез»²³ etc.). Далеко идущие выводы были сделаны митинско-юдинской группировкой из факта «недостаточной критики идеалистического понимания истории в философских статьях», в том числе и в уже указанных выше статьях по философии в БСЭ. В уже упоминавшейся нами работе П. Черемных у автора вызывает особое недовольство, например, то, что Карев в словарной статье об А. А. Богданове-Малиновском «отмечает, что Богданов ревизует диалектический материализм, но по вопросам истмата ревизии нет. тов. Карев замалчивает ленинскую критику богдановского идеализма в объяснении общественных явлений и выдаёт этот идеализм за материализм» и что В.Ф. Асмус в статье о Виндельбанде поддерживает якобы теорию полного отрыва общества от материального мира, «с особой похвалой отзывается о взглядах Виндельбанда, о его методологии, «в которой он предложил новое разделение наук - не по предмету, а по методам изучения» (т. XI, стр. 46). По сути, в этом «новом разделении наук» Виндельбанд разорвал природу и общество, чтобы доказать невозможность законов общественного развития (.). Асмус это замолчал. Он критикует его за детали, как представитель другой секты, но не разоблачает идеалистического существа учения Виндельбанда, его классовой

24

сущности» .

Не касаясь пока что вопросов истинности предъявлявшихся «диалектикам» претензий философского характера (надо сказать, что таковых, как это видно из изложенного выше, можно было насчитать сравнительно немного), необходимо отметить ещё раз, что происходивший в начале 30-х годов на страницах научной и партийной периодики теоретический погром школы Деборина не имел практически ничего общего с действительной критикой. Как свидетельствуют только что рассмотренные нами примеры, теоретики митинской группы не считали себя связанными рамками какой бы то ни было научной этики в отношении своих оппонентов, противопоставляя теоретическим положениям «диалектиков», пусть даже не всегда однозначным и бесспорным, по преимуществу ссылки на авторитеты, голословные, не подкреплённые ссылками на конкретные работы указания на общеизвестность того или иного факта, брань и угрозы. В этом отношении обращает на себя внимание ещё один факт, становящийся всё более очевидным по мере рассмотрения работ участников группы Митина: несмотря на всеобъемлющие декларации, озвученные лидерами группировки во множестве статей и выступлений и требующие ниспровержения теоретических основ так называемого «меньшевиствующего идеализма», митинцы не смогли даже в достаточной степени близко подойти к искомым «теоретическим основам», не говоря уже об их ниспровержении, предпочитая в качестве альтернативы «критиковать» уже указанными способами отдельные, не всегда существенные для характеристики философского мировоззрения деборинской школы неудачные или двусмысленные высказывания «диалектиков», к тому же практически всегда вырванные из контекста рассматриваемых работ, что позволяло оппонентам удачно манипулировать цитатами, придавая последним вид законченной и упорствующей в своих заблуждениях ревизии марксизма.

3.3 Одним из наиболее серьёзных обвинений, прозвучавших в ходе философской дискуссии 1930 года по адресу «диалектиков», было обвинение в неправильной оценке роли и места В.И. Ленина, занимаемого им в истории русского марксизма, недооценке ряда теоретических положений, высказанных в ленинских работах и недооценке значимости самих ленинских работ. Резолюция 29  декабря  постулировала,  что  «антимарксистская  сущность» взглядов деборинской группы наиболее ярко нашла своё выражение в «полном отказе от применения, а также в извращении ленинского принципа партийности философии, который в наиболее четкой форме выражает классовый характер нашей философии, ибо лучшее в рабочем классе - это его партия, в наиболее четкой форме выражает действенный характер нашей философии, ибо наиболее сознательная действенная часть класса - это его авангард, коммунистическая партия... в недооценке, наконец, Ленина, как теоретика вообще, а особенно как философа-марксиста, в игнорировании, непризнании ленинизма в философии как новой ступени в развитии диалектического материализма, в повторении, углублении ряда плехановских ошибок в области философии и исторического материализма. в непонимании со стороны деборинской группы ленинизма в философии, но и в органически связанном с этим непонимании важнейших проблем ленинизма вообще»²⁵.

Вряд ли стоит упоминать о том, что уровень политической опасности, исходящей от обвинений такого рода к началу 30-х гг. во много раз превышал уровень теоретических разногласий по указанному вопросу. Для «диалектиков», последних хранителей традиций русских марксистов «старой», дореволюционной школы, априорно уверенных в том, что в философских науках нет места политическим преследованиям за неортодоксальность мышления, такого рода уверенность сослужила плохую службу. Продолжая отстаивать право на собственную точку зрения, деборинская школа фактически стала жертвой умело расставленной Сталиным и его сотрудниками (в нашем случае - в лице митинской группы) ловушки, одной из составных частей не без изящества составленного сталинского плана по всемерному упрочнению собственной власти и связанной с этим необходимости уничтожения людей, могущих посягнуть на место главного теоретика партии²⁶. В своих попытках противопоставить Деборина и его группу Ленину митинцы, очевидно, шли гораздо дальше попыток выяснения вопросов о философской приоритетности и теоретической правоте того или иного мыслителя, неявно на первых порах противопоставляя группу Деборина Сталину как единственному теоретическому наследнику Ленина, что впоследствии позволило сталинским палачам предъявить множеству «диалектиков» обвинения в контрреволюционной деятельности, направленной на свержение существующего строя.

Пожалуй, впервые такого рода обвинения по адресу деборинских теоретиков и самого Деборина прозвучали ещё в разгар носившей ещё относительно свободный характер дискуссии 1930 года. В августе 30-го «Правда» опубликовала статью М. Митина «За действительную разработку ленинского философского наследства», формально посвящённую вопросам разработки и популяризации теоретического наследия В.И. Ленина. Митин не упустил возможности упомянуть уже вышедшую к тому времени в пятом номере «Под знаменем марксизма» разгромную для себя «статью десяти» «О борьбе на два фронта в философии» в качестве примера «штыкового восприятия самокритики» и «присвоения самим себе прав на априорную марксистско-ленинскую ортодоксию». Достаточно было сказано и об «опасности формалистического, абстрактно-схоластического уклона философии марксизма

27

с тенденцией окончательного отрыва от актуальных политических задач» , но содержание статьи было менее всего посвящено подобного рода демагогии, которой, как свидетельствуют документы того времени, и без того были наполнены все печатные выступления группы Митина - Юдина. Сущность претензий Митина состояла в том, что, по его словам, «одним из самых слабых мест философского руководства, в частности т. Деборина, накладывающего отпечаток на всю его «философскую продукцию», является как раз недооценка и неправильное понимание действительной роли Ленина, ленинизма в развитии марксистской философии»²⁸. Это, по мнению Митина, было выражено в непонимании того, что Ленин составил собой новую эпоху в развитии марксистской философии, непонимании теоретической высоты его философского таланта и шаблонности понимания марксизма вообще.

Высказанные Митиным по адресу деборинских работ претензии выглядят, с точки зрения современного исследователя, по меньшей мере странно: взгляды, которые автор приписывал своему оппоненту, были не ложными, но, по существу, противоположными тем, которые имели место в действительности (о том, сколь высокая оценка давалась Ленину в посвящённых его наследию работах «диалектиков», будет исчерпывающе сказано в соответствующей части настоящей работы). Тем не менее, Митину удалось вычитать, например, в деборинской работе «Ленин как мыслитель» 1924 года ряд «формалистических» ошибок, связанных с рассматриваемыми вопросами. Например, таких: ««Он (Ленин. - Н.К.), - пишет т. Деборин, - был, главным образом, философом-практиком», «Он учил практическому материализму; он учил, что борьба за уничтожение классов, за осуществление коммунизма составляет основу коммунистической нравственности, образования, воспитания, учения». Где роль Ленина как величайшего теоретика эпохи империализма и пролетарских революций? Где роль Ленина, который поднял марксизм и практически, и теоретически на новую высшую ступень? Где, наконец, роль Ленина как философа-марксиста?»²⁹.

Такие сугубо риторические вопросы подчёркнутой декларативностью своей постановки явно не предполагали какого-либо ответа; да и отталкиваясь от самой их формулировки можно скорее предположить, что Митин, судя по всему, плохо читал цитируемую им работу Деборина, ограничившись лишь выдёргиванием из неё цитат, ибо, забегая несколько вперёд, следует заметить, что наряду с оценкой практической деятельности Ленина в ней также было дано обоснование тому, что беспрецедентные ленинские преобразования были теснейшим образом связаны со столь же беспрецедентной ленинской теорией, был дан, настолько, насколько это было возможным в 1924 году, подробный её анализ (Деборин в этой и ряде других своих работ неоднократно высказывался о том, что «Ленин не был просто революционером-практиком, эмпириком. Каждый этап рабочего движения осмысливался им с точки зрения общей теории марксизма в целом. Марксизм как теория изменения мира является тем рычагом, при помощи которого он старался перевернуть весь мир»³⁰, что Ленин, по существу, не был «голым практиком», видевшим в каждой встававшей перед ним проблеме исключительно практическую сторону, чему можно будет найти не одно подтверждение части настоящей работы, посвящённой работам «диалектиков» о Ленине).

Следующей ошибкой Деборина Митин считает его оценки, данные Ленину и Плеханову: «Плеханов, прежде всего, теоретик. Ленин же, прежде всего, практик, политик, вождь», говоря о том, что Деборин, якобы, «совсем не понимает азбучной истины», того, что Ленин «не только как политик, но и как теоретик-философ стоит головой выше Плеханова»³¹ - при этом в очередной раз складывается ощущение, что автор плохо понял смысл только что им процитированного. Разумеется, Деборин в указанном месте не говорил об этом прямо, но с точки зрения здравого смысла непонятно, почему Митин не обратил внимания на им же цитированные в рамках рассматриваемой работы слова

Деборина: «Ленин в философии, конечно, является учеником Плеханова, о чём он сам неоднократно заявлял. Но то «обстоятельство», что он, как и все мы (при цитировании у Митина опущено. - И.К.) учился у Плеханова, не мешало Ленину самостоятельно подходить к целому ряду вопросов и в некоторых существенных пунктах «исправить» Плеханова»³², в которых Деборин недвусмысленно указал на философскую самостоятельность и приоритетность

₃₃

Ленина .

Вольное обращение с цитатами стало ещё одним недозволенным «полемическим приёмом», которым с удовольствием пользовались теоретики митинско-юдинской группировки на всём протяжении полемики. Достаточное количество деборинских высказываний, истолкованных автором в качестве примеров неправильного подхода к пониманию тех или иных черт ленинского наследия были со странной последовательностью вырваны из контекста работы, что неизбежно привело к искажению их смысла в желательном для критиков направлении, в чём можно убедиться при помощи обращения к оригинальным текстам Деборина. Например, возвращаясь к вопросу о правильности оценки ленинского теоретического наследства группой Деборина, Митин заявлял:

«Т. Деборин ... не понимает действительной роли Ленина в развитии марксистской теории вообще. Это такая серьёзная ошибка, которая не может не отражаться на общем понимании ленинизма, на понимании важнейших вопросов большевизма. В самом деле, как определяет т. Деборин ленинизм в этой же книге? На стр. 12 он пишет: «Марксизм превратил политику в науку. Ленин был гениальным политиком этой школы. Теоретическую базу научной политики составлял для него марксизм. Поэтому надлежит не противопоставлять ленинизм - марксистскую политику и тактику - марксизму, как философской, исторической и экономической теории, на которой политика и тактика Ленина строились, а видеть в нём применение и дальнейшее развитие марксизма» (.). Неверно отрывать тактику и политику марксизма от его экономической, философской и исторической теории... Его (Деборина. - И.К.) постановка явно недоучитывает или не понимает всего теоретического значения ленинизма, поднявшего на основе новой эпохи на высшую ступень весь

,     34

марксизм, его экономическую теорию etc.» .

Для нашего исследования существенно, что в приведённом отрывке из работы Деборина Митин, по существу, выворачивает цитату наизнанку, обвиняя автора в том, против чего он сам протестует и что (противопоставление ленинизма как марксистской политики и тактики марксизму как философской, исторической и экономической теории) считает очевидно неверным. Содержательная сторона критики, таким образом, сводилась Митиным к опротестовыванию деборинских определений ленинизма и марксизма, хотя и в этом случае автор предпочёл объявить их неверными и неудачными, не давая объяснения, почему и не предлагая ничего взамен. Более того, отрывок, использованный Митиным, имеет продолжение у Деборина, в котором сказано буквально следующее: «Ленинизм, в свою очередь, обогатил марксизм, то-есть марксистскую науку, марксистскую теорию, которая ещё не успела переварить и осмыслить весь «ленинский» опыт. Но несомненно, что Ленин, будучи верным, ортодоксальным учеником Маркса, сделал чрезвычайно много для развития и углубления самого марксизма»³⁵ и которое не было приведено Митиным, что исказило смысл всего абзаца и позволило последнему сделать из его содержания выводы, вряд ли имеющие что-либо общее с деборинскими взглядами.

Уже эти немногие факты позволяют предположить, что в деятельности Митина и его сотрудников имело место скорее не недопонимание, но целенаправленная фальсификация взглядов Деборина и его группы, преследовавшая собой цели, о которых было достаточно сказано выше. Об этом говорит и то, что в статьях Митина неоднократно упоминалась в нелестном для автора контексте дореволюционная работа Деборина «Введение в философию диалектического материализма», не имевшая видимого отношения к вопросам дискуссии 1930 года, однако послужившая поводом ещё раз упрекнуть Деборина в излишнем формализме и логицизме в ущерб анализу социальных корней и исторических условий возникновения и эволюции рассмотренных им философских систем. На этом основании Митиным был сделан вывод о том, что «приверженность к логическому в противовес историческому, приверженность к абстрактному в противовес конкретному., разрыв между теоретизированием над диалектикой и её применением, разрыв между философией и политикой -...эти черты в той или иной степени присущи т. Деборину и его ученикам»³⁶ (выше уже было показано, как подобный приём с «успехом» использовался Ем. Ярославским двумя месяцами позже с целью окончательного подавления деборинского сопротивления).

Во множестве работ, в той или иной степени посвящённых рассматриваемой нами проблеме, митинцы упорно принижали теоретическую значимость работ Г. В. Плеханова для истории, теории и практики русского марксизма, особенно по сравнению с работами Ленина, посвящёнными аналогичным вопросам. Для всех выступлений митинско-юдинских теоретиков общей была точка зрения на проблему «Ленин - Плеханов», наиболее выразительно озвученная М. Митиным следующим образом:

«Отдельных ошибок с точки зрения ленинского понимания проблем марксистской философии у Плеханова очень много. Задача понимания этих ошибок, задача критического их преодоления заключается в том, что необхо­димо искать и раскрывать внутреннюю логику этих ошибок, а также органи­ческую связь, которая существует между ними и политической, в основном меньшевистской линией Плеханова.

Подходя к оценке всей совокупности теоретических работ Плеханова, необходимо прежде всего отметить, что «основная традиция и догма II Интер­национала» - разрыв между теорией и практикой, разрыв между теоретиче­скими писаниями о диалектическом материализме и неумением его приме­нять— получили у него очень яркое выражение. В области общей теоретиче­ской трактовки ряда вопросов диалектического материализма Плеханов - яркая страница, в области же применения диалектики он совершенно беспомощен. Стоит только напомнить ленинские характеристики этой плехановской «диалектики» («догматика», «вреднейшая софистика», «извращение», «издевательство над духом марксизма» и т. д. и т. д.), чтобы понять, какой сильный, характеризованный выше, разрыв существует у Плеханова.

Если взять собственно-философские работы Плеханова и проанали­зировать всю совокупность ошибок, которые у него имеются, главные из которых раскритикованы Лениным, то в общем можно наметить следующие стержни, вокруг которых концентрируются эти ошибки:

1)    непонимание материалистической диалектики как «философской
науки»;

2)  непонимание «сути» диалектики, а именно «диалектики как теории
познания»;

3)        приверженность к формализму и логистике;

4)        сильный налет агностицизма;

5) весьма значительное влияние Фейербаха на его философские работы, выразившееся в созерцательности, в непонимании «практически-критической революционной деятельности» исторического субъекта, в недостаточном понимании первого тезиса Маркса о Фейербахе.

В настоящее время мы определенно можем сказать, что по всей важнейшим вопросам марксистской философии, начиная с общего понимания предмета марксистской философии, материалистической диалектики, кончая отдельными историко-философскими проблемами, Ленин противопоставлял свою точку зрения плехановской, давал «по-своему» трактовку этих вопросов и проблем. В некоторых случаях и по ряду вопросов Ленину пришлось даже вести прямую и открытую борьбу с Плехановым в печати»³⁷.

Справедливости ради стоит заметить, что в части рассуждений о «непонимании деятельной роли исторического субъекта» митинская критика, с нашей точки зрения, оказалась неожиданно правомерной. Как показывает история развития марксизма в России конца XIX - начала XX веков, для подавляющего большинства русских марксистов общим местом являлась недооценка марксистских «Тезисов о Фейербахе» 1845 года, в которых было недвусмысленно заявлено о том, что в основе модели философствования, предложенной Марксом, лежит «революционная, практически-критическая деятельность», субъективная практика, в отличие от предшествующих ей форм материализма рассмотренная субъективно, а не «только в форме объекта, или в форме созерцания»³⁸. Понятая под таким углом философия марксизма предстала в работах евромарксистов 50-х гг. прошлого столетия как «философия практики» (термин, введённый А. Грамши в «Тюремных тетрадях»), призванная быть не только методологией par exellence, но и воздействовать непосредственно на сознание людей, непосредственно формируя их поведение и

39

мировоззрение , существенно отличаясь от предложенного Ф. Энгельсом и принятого Плехановым и Лениным понимания марксистской философии как диалектического материализма, синтеза диалектического метода Гегеля и материализма Фейербаха. В этом отношении деборинцы «не поняли» Маркса ровно в той же степени, в которой его не поняли Плеханов и Ленин, совершенно правомерно в ходе изучения гегелевской «Науки логики» заметивший, что «нельзя вполне понять «Капитала» Маркса., не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса У века спустя!!»⁴⁰ Правда, в ряде своих оценок, в частности, в оценках философской деятельности В.И. Ленина, «диалектики» небезуспешно пользовались идеями, изложенными в «Тезисах о Фейербахе», замечая, например, что «истинным философом в пролетарском смысле является тот, кто делает что-нибудь существенное для прогресса человечества, кто не только

41

размышляет о природе и истории, но творит историю» , практически повторяя содержание одиннадцатого тезиса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»⁴².

Нами уже было в общих чертах показано выше, каким образом Митин и К^о брались за доказательство недооценки Дебориным и его группой роли Ленина как теоретика. Оборотной стороной проблемы доказательства ленинской «философской непогрешимости» являлся несомненный, признававшийся самим Лениным, факт ленинского ученичества у Плеханова, поэтому принижение теоретической значимости плехановских работ путём в должной степени абсурдных обвинений Плеханова в непонимании философской сущности материалистической диалектики и формализме решало одновременно несколько поставленных перед митинско-юдинской группировкой «теоретических проблем». Философское творчество Ленина, будучи, по замечанию «диалектиков», в значительной части своей направленным на решение практических проблем русского марксизма, обретало при помощи указания на «противопоставление ленинской точки зрения плехановской по всем важнейшим вопросам марксистской философии» значительную теоретическую глубину, во многом превосходящую действительный уровень ленинских работ, имевших, подобно любым теоретическим работам, свои сильные и слабые стороны. Этот же приём позволил группе Митина указать на мнимую философскую несостоятельность деборинской школы, многие из учёных которой активно сотрудничали с Плехановым, также во многих случаях считая себя его учениками (так, например, предисловие к изданию «Введения в философию диалектического материализма» Деборина 1916 года было написано Г.В. Плехановым), заявить о том, что множество «ошибок», приписанных «диалектикам», перекочевало в их сочинения из сочинений Плеханова, в том числе и «недооценка Ленина как теоретика».

Необходимость обоснования «меньшевистских» корней деборинского мировоззрения стала причиной обращения митинской группы к материалам философской дискуссии, имевшей место в период с 1908 по 1910 гг. и посвящённой критике философских осмыслений кризиса естественных наук, в которой принимали участие Плеханов, Ленин и Деборин. При этом митинские теоретики старались подчеркнуть, что, несмотря на то, что в критике эмпириокритических выводов из последних данных естествознания и Ленин, и Плеханов принимали деятельное участие, «Плеханов критикует махизм больше и по преимуществу с чисто логической стороны, не доводя эту критику до классовых корней, не вскрывая буржуазной партийности этой философии», в то время, как Ленин «свою критику махизма. увязывает с анализом классовых корней тех реакционных течений и с борьбой против тех политических течений, которые теснейшим и неразрывным образом увязывались с философией махизма», что «полемика Плеханова против Богданова... блещет всеми прелестями и остротой плехановского остроумия. Плеханов больше издевается и высмеивает Богданова, чем разоблачает его, не показывая всей реакционности, всей враждебности этой философии пролетариату, не увязывая эту критику с теми основными задачами, которые стояли перед рабочим классом в эпоху жестокой реакции. Оно и понятно, - этого Плеханов сделать не мог, так как сам он не стоял на последовательно пролетарской позиции, хотя в борьбе с ликвидаторством он иногда и приближался к Ленину. Критика Плеха­нова носит по преимуществу струвистско-объективистский характер»⁴³.

Вне всякого сомнения, всё сказанное относительно негативных сторон плехановских методов ведения полемики митинцы смело могли бы отнести к собственным писаниям, не отличавшимся академической сдержанностью в ещё большей степени, нежели плехановская критика Богданова (приведённые нами в тексте настоящей работы примеры митинских «издевательств и осмеяний» ни в коей мере не исчерпывают таковых). Более существенным, однако, представляется следующий вывод митинцев: Плеханов якобы не понял, каким образом и с каких позиций следовало бы критиковать махизм, прошёл мимо кризиса в современной ему физике и «критику махизма не увязывал с теми течениями в области естествознания, к которым примыкал махизм»⁴⁴, и, следовательно, стоял на меньшевистских позициях в философии, в отличие от Ленина не сделав должных выводов из кризиса естественных наук. Более того, непонимание «отдельных сотрудников» Плеханова в этом отношении, с точки зрения группы Митина - Юдина, заходило настолько далеко, что взгляды бессознательного махизма начинали приписываться ими самим большевикам. «В апреле 1908 года», - писал П. Юдин, - «в «Голосе Социал-Демократа» А. Деборин написал специальную статью «Философия Маха и русская революция», в которой доказывал, что большевики - это представители мелкой буржуазии, а философия махизма является теоретическим обоснованием политических взглядов большевиков. Деборин писал:

«Печать субъективизма и «волюнтаризма» лежит на всей тактике т. н. большевизма, философским выражением которого является махизм. Махизм -это мировоззрение без мира - в качестве философии субъективизма и индивидуализма образует в сочетании с ницшевским имморализмом, дающим оправдание «зла», эксплоатации и проч., идеологический туман, открывающий практические стремления буржуазии. Большевистские философы в «идеологии» своей не переходят за пределы мелкобуржуазного кругозора. Большевистские же стратеги, тактики с их романтическим революционизмом и мелкобуржуазным радикализмом, прилагают на практике теоретические принципы философского нигилизма, в основе которого лежит отрицание объективной истины и признание права за каждой личностью определять характер дозволенного и недозволенного, истинного и ложного, доброго и злого, справедливого и несправедливого. Наши махообразные марксисты -сознательные большевики, «осмысливающие» практику и тактику последних. Большевистские же тактики и практики - бессознательные махисты и идеалисты. Объективно махизм представляет т. о. на русской почве идеологию революционного радикального слоя буржуазии и в этих пределах знаменует собою прогрессивное явление. По отношению же к марксизму - мировоззрению пролетариата - махизм играет реакционную роль... Бессилие и политическая отсталость мелкой буржуазии заставляют ее искать временных союзников среди других классов населения. Самым же надежным и революционно-последовательным союзником является пролетариат. Но чтобы «расположить» к себе последний в целях хотя бы «диктатуры пролетариата и крестьянства», при­ходится прибегать к марксистской фразеологии, дающей возможность при­крывать мелкобуржуазную «сущность». Ведь наши эсэры «тоже марксисты», и разве  наши  махообразные  «тоже  марксисты»  не «тоже  субъективисты»?

Общественное положение мелкой буржуазии характеризуется, как известно, помимо всего прочего, вечной раздвоенностью, которая необходимо отражается в ее идеологии. Поэтому не всегда бывает легко отделить мелкобуржуазную «сущность» от прикрывающего ее тумана марксистской фразеологии» («Голос Социал-Демократа» № 4 - 5, 1908 г.).

Деборин, клевеща на большевиков, по существу сам оправдывает ма­хизм. Он пишет, что махизм на русской почве есть прогрессивное явление, поскольку он отражает идеологию радикальной буржуазии. А так как Деборин вместе со всеми меньшевиками считал буржуазию, как класс прогрессивной, революционной движущей силой в русской революции, то, следовательно, является прогрессивной и революционной и ее философия.

В отличие от меньшевиков (например, Деборина) Ленин утверждал, что махизм от начала и до конца - реакционное учение, что это - поповщина худ-

45

шего толка» .

Заметим мимоходом, что, как это уже было отмечено выше, в полемических высказываниях Деборина иногда проскальзывали подозрительно знакомые нам по «критическим» сочинениям Митина и К^о интонации, сопряжённые с не вполне приемлемым для науки стремлением к навешиванию разнообразных ярлыков. Тем не менее, вряд ли Деборин мог себе представить в 1908 году, что через двадцать с лишним лет множество учёных поплатится головой за гораздо более невинные прегрешения, нежели поиск эмпириокритических корней в идеологии большевизма! Так или иначе, но в случае, только что рассмотренном нами выше, ссылка на «меньшевистские» философские воззрения Деборина, разумеется, являлась столь же несостоятельной. Прежде всего, следует указать на то, что предпринятый Юдиным «исторический экскурс» уравнивал между собой взгляды Деборина, отделённые друг от друга почти четвертью века и претерпевшие за это время существенную трансформацию (ни в одном своём произведении, по крайней мере, вышедших в свет после 1922 года, ни Деборин, ни его сотрудники не возвращались к обозначенной теме, отстаивая в работах «Ленин как мыслитель» Деборина, «Ленин как теоретик пролетарского государства» Луппола взгляды, в значительной степени противоположные выше цитированному). Кроме этого, оценивая с точки зрения современного исследователя ранние работы Деборина, особенно    носящие,    как    в    приведённом    выше    случае,    социально­прогностический характер, нельзя игнорировать, тот факт, что революционный процесс в России на практике во многом развивался «не по Марксу», что вызвало впоследствии существенные расхождения между действительным ходом русской революции и ортодоксально-марксистской, «плехановской» точкой зрения, в соответствии с марксистской революционной теорией требовавшей постепенного прохождения России через все общественно-экономические формации, включая буржуазную революцию и буржуазную демократию. Распространив, что называется, «задним числом» ранние («меньшевистские») взгляды Деборина на всю его философскую деятельность, митинско-юдинская группировка в очередной раз совершила подмену тезиса, фальсификацию действительных взглядов «диалектиков», имевшую целью исполнение уже упоминавшегося выше сталинского указания «разгрести весь навоз, накопленный группой Деборина в области теории».

Ещё раз, несколько забегая вперёд, следует обратить внимание на то, что «диалектики» никоим образом не отрицали значимости ленинских работ для развития марксистской философии в России. Ныне не оставляет сомнений, что наиболее осмысленные и объективные работы, посвящённые ленинскому наследию и его теоретическому освоению, были в первой половине XX века написаны именно «диалектиками». Признание ленинских заслуг, однако, не исключало критического подхода к положениям Ленина, которые в той или иной степени могли входить в противоречие с profession de foi деборинской группы, хотя о каких бы то ни было разногласиях с Лениным, даже если таковые и имели место, группа Деборина в своих послереволюционных работах не сказала ни единого слова - не случайно митинцы так и не смогли найти в качестве примера деборинской критики Ленина ничего более нового, чем статья Деборина в «Голосе социал-демократа» за 1908 год. Однако группа Митина, по существу, требовала от «диалектиков» признания наличия самостоятельного «ленинского этапа», действительно имевшего место в истории русского марксизма (не лучше ли будет сказать - в истории отхода русского марксизма от Маркса?), полностью некритического, апологетического подхода ко всем положениям, содержащимся в ленинских сочинениях. При этом митинцами усиленно проводилась мысль о том, что сами позиции, с которых «диалектики» производили оценку значимости ленинского научного творчества, являлись заведомо  ложными  и  реакционными.  В  частности,  один  из  теоретиков митинско-юдинской группировки, С. Шурыгин, давал следующую оценку работам Деборина о Ленине:

«Ярким примером фальсификации ленинского этапа в марксистской философии является целый ряд работ А. Деборина, где он дает лживое, меньше­вистское изображение развития философских основ большевизма. К числу этих работ относится и предисловие Деборина к немецкому изданию книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (.).

В указанном предисловии Деборин подменяет ленинскую научную пе­риодизацию развития философских основ большевизма тенденциозной, ложной, меньшевистской схемой, из которой полностью выпадает философская борьба большевизма с меньшевизмом, а также извращает роль Ленина в борьбе с неокантианством и в борьбе с махизмом»⁴⁶.

В чём, по мнению автора, заключалась деборинская «фальсификация ленинского этапа»? Митинцев не устраивала, в первую очередь, деборинская периодизация борьбы за марксистскую философию с 1890 по 1910 гг. (содержащая периоды борьбы с неокантианством и махизмом) как «фальшива[я], антипартийна [я], антинаучна [я]» по причине того, что в ней «выпадает философская борьба ленинизма против народничества и меньшевизма и отрывается философская борьба Ленина против ревизионистов от идейно-политической линии развития ленинизма в целом» . «Меньшевистский характер деборинской схемы» виделся митинцам, в первую очередь, в деборинских похвалах Плеханову, заявлениях о том, что во всей литературе марксизма плехановское направление является единственно выдержанным и цельным, которым противопоставлялись критиками ленинские высказывания о философии Плеханова как о «насмешке над диалектическим материализмом», «издёвке над диалектикой», «мертвом резонёрстве». С этой точки зрения, деборинские оппоненты продолжали видеть свою сверхзадачу в доказательстве того, что Деборин стремился «превратить Ленина в «практика», «дополняющего» на русской почве философскую борьбу Плеханова на международной арене»⁴⁸. Этой же цели были подчинены попытки пересмотреть любое положительное высказывание Деборина о Плеханове с позиций «смазывания» роли Ленина в русском марксизме и в любой более-менее объективной попытке оценки места ленинских работ в той или иной дискуссии (в частности, Деборин справедливо, на наш взгляд отмечал, что в дискуссии с

Бернштейном и Струве Ленин вёл борьбу по преимущественно партийным и «чисто русским» вопросам; что в своей борьбе с махизмом Ленин блокировался с Плехановым, несмотря на имевшие место между ними политические и тактически-организационные расхождения etc.) усмотреть «клеветническую чушь», «гнусную ложь», «лишь в условном смысле» говорящую о самостоятельности позиции Ленина или же «сознательное умолчание» борьбы между Лениным и Плехановым по философским вопросам⁴⁹ (в очередной раз создавая впечатление, что автор плохо понял смысл только что сказанного).

Философские прегрешения «диалектиков» перед Лениным, с точки зрения митинско-юдинской группы, однако, не ограничивались приведенными выше расхождениями в оценке идеологических корней русского большевизма и противопоставлением «Ленина-политика» «Плеханову-философу». Используя неоднократно отработанный в дискуссии 1930 года «полемический приём», митинцы и в настоящем случае не преминули перейти от обвинений, носящих до известной степени теоретический характер, к обвинениям чисто-политическим, отталкиваясь от известного высказывания Сталина, содержащегося в сталинской работе «Об основах ленинизма», в котором Сталин дал обоснование «ленинского этапа» философии марксизма:

«То, что дано в методе Ленина, в основном уже имелось в учении Маркса, являющемся, по словам Маркса, «в существе своём критическим и революционным». Именно этот критический и революционный дух проникает с начала и до конца метод Ленина. Но было бы неправильно думать, что метод Ленина является простым восстановлением того, что дано Марксом. На самом деле метод Ленина является не только восстановлением, но и конкретизацией и дальнейшим развитием критического и революционного метода Маркса, его

50

материалистической диалектики» .

Рассмотрение деятельности «диалектиков» под этим углом зрения дало возможность митинцам сделать вывод о непонимании и неприятии деборинской группой принципа философской партийности, который, с точки зрения деборинских критиков, в значительной степени составил собой то новое, что Ленин внёс в развитие диалектического материализма⁵¹. Правда, и в этом случае доказательство деборинского неприятия ленинского принципа партийности философии в основном разворачивалось не вокруг работ «диалектиков», а вокруг и на основании слабо состоятельных теоретически и политически окрашенных выводов, сделанных митинцами в своих работах ранее. Так, М. Каммари и П. Юдин в одной из работ 1932 года заявляли следующее:

«Это определение т. Сталина (из работы «Об основах ленинизма». -И. К. ) нами взято за основу борьбы на два фронта. Оно било и бьёт не только тех меньшевиствующих идеалистов., которые отрицают роль Ленина как теоретика и философа, считают его только практиком, политическим вождём, ставят его ниже Плеханова, - это определение ленинизма бьёт также и тех теоретиков и коммунистов, которые не видели никаких недостатков в философских работах Плеханова, которые не поняли ленинской положительной оценки философских работ Плеханова, не поняли или не хотели понять ту сокрушительную и глубоко принципиальную критику, которую давал Ленин ошибкам, недостаткам и прямому искажению философских основ марксизма Плехановым. Эти «теоретики»-коммунисты забыли про партийность философии вообще, про большевистскую партийность диалектического материализма в особенности. Эти «теоретики» забыли про неразрывную связь политической линии марксизма с его философскими основами и про связь политической линии меньшевизма с недостатками и ошибками Плеханова в философии»⁵².

В наши задачи в настоящий момент не входит развёрнутая критика митинско-юдинского истолкования принципа философской партийности, однако следует заметить, что в самом своём понимании ленинского принципа партийности в философии митинско-юдинская группировка существенно его исказила. В самом деле, согласно определению, принцип партийности «характеризует неразрывную связь философии с политикой, с интересами определённых общественных классов и партий»⁵³. Вряд ли подлежит сомнению, что в этом смысле «нейтральной» философии не существует, как не может существовать в обществе людей, находящихся вне того или иного класса или социальной страты, и в этом отношении с ленинской идеей нельзя не согласиться, хотя связь философии с интересами конкретных классов представляется ныне не столь тесной и однозначной, как это представлялось Ленину и Чернышевскому. Понятый таким образом принцип партийности философии (науки, искусства - расширительно) может означать, с нашей точки зрения, ни что иное, как требование связи философии с жизнью, научной теории с практикой, недопустимость оторванности одного от другого, сопряжённое с защитой      интересов      определённых      социальных      групп.      Однако продемонстрированные нами выше высказывания деборинских оппонентов свидетельствуют, что такое понимание партийности активно подменялось митинцами тем, что И. Яхот впоследствии называл «субъективистской партийностью» , дающей свои оценки не на основе результатов действительного анализа событий, а подгоняя смысл происходящего под готовые выводы и принципы, считающей формализмом и схоластикой любой более или менее глубокий анализ философских, равно как и научных, проблем, не ориентированных на сиюминутный результат и преподносящей в качестве нормативных образцов философствования печатное жонглирование актуальными лозунгами, передёргивание цитат оппонентов и ссылки на авторитет. По существу, стараниями митинско-юдинской группировки и с благословения Сталина философия была надолго превращена в частную область политики, в которой любое отклонение в исследованиях от заданной партией «генеральной линии» расценивалось как политическое преступление.

Подводя итог рассмотрения указанной части митинско-юдинской критики так называемого «меньшевиствующего идеализма», следует ещё раз отметить, что вопрос о Ленине и значении его работ для развития марксистской философии в России по ряду рассмотренных нами выше причин стал одним из главных вопросов дискуссии 1930 года и последовавших за ней событий, когда справедливая и объективная оценка деятельности теоретиков русского марксизма начала XX века вступила в очевидное противоречие с целями и задачами сталинской политики. Самое имя Ленина, его высказывания по различным вопросам философии, социологии, культуры, оценки, данные им различным деятелям российской науки, - зачастую субъективные и небесспорные, - превратились с начала 30-х гг. стараниями далёких от действительных исследований «ленинского этапа» деборинских оппонентов и их последователей в идеологическое оружие, при помощи которого всемерно возвеличивалась значимость Сталина как «единственного наследника» ленинской ортодоксии и уничтожались деятели науки и философии, неугодные коммунистическому режиму.

3.4 В ряде словарных статей, посвящённых так называемому «меньшевиствующему идеализму», в частности, в статье «Меньшевиствующий идеализм» В. Берестнева в 38 томе Большой Советской энциклопедии 1938 года говорится, в частности, о том, что «деборинская группа по существу подменяла материалистич[ескую] диалектику Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина идеалистич[еской] диалектикой Гегеля, мешаниной из гегельянства, кантианства и фейербахианства»⁵⁵. В «Кратком философском словаре» под редакцией М. Розенталя и П. Юдина, третье издание которого вышло в 1951 году, «меньшевиствующий идеализм» характеризуется как «антимарксистское, антипартийное, идеалистическое течение, выступавшее в философии в советский период, в конце 20-х и начале 30-х годов. Меньшевиствующие идеалисты отрицали ленинизм как дальнейшее творческое развитие марксизма, ленинский этап в философии марксизма, марксистско-ленинский тезис о партийности философии. Они игнорировали роль практики социалистического строительства в нашей стране в разработке теоретических вопросов, пытались подменить марксистско-ленинскую диалектику идеалистической диалектикой Гегеля»⁵⁶. Из приведённых определений следует, что критика так называемых «меньшевиствующих идеалистов» не была ограничена теоретико-философскими вопросами и проблемами русского марксизма, рассмотренными нами выше: третьей и последней группой проблем, вызвавших на себя огонь митинско-юдинской критики стали вопросы, связанные с зарубежной историко-философской проблематикой.

Простой количественный анализ тематики публикаций «диалектиков» 1922 - 1932 гг. указывает на большое значение, придававшееся учёными группы Деборина историко-философским проблемам. В частности, значительное количество работ «диалектиков» было посвящено рассмотрению философских взглядов Б. Спинозы, И.Г. Фихте, Л. Фейербаха, Г.В.Ф. Гегеля, К. Маркса, Ф. Энгельса, О. Шпенглера; «диалектикам» принадлежало авторство большинства словарных статей о зарубежных философах в томах Большой Советской энциклопедии, вышедших до 1931 года. Особый интерес деборинцев вызывали личность и учение Б. Спинозы, Л. Фейербаха, Г.В.Ф. Гегеля. Неудивительно, что именно на деборинском истолковании тех или иных философских взглядов указанных персоналий огонь митинско-юдинской критики оказался особенно сосредоточенным.

Интерес «диалектиков» к философии Б. Спинозы был во многом продиктован оценками, данными Спинозе и его работам Г.В. Плехановым, не только, в противовес принятому в то время мнению, считавшего Спинозу в целом философом-материалистом (в философии Спинозы протяжение является сущностным атрибутом субстанции, отсутствует дуализм природы и духа), но и высказывавшего предположение о том, что вся материалистическая философия XVIII - XIX веков родственна спинозизму, особенно в части подходов к решению онтологических проблем. Плехановская точка зрения была ассимилирована «диалектиками», неоднократно заявлявшими, что «история материализма после-спинозовского периода является... лишь дальнейшим развитием и видоизменением спинозизма. Это исторический факт, которого никто не может отрицать. Поэтому вполне естественно, что и марксизм, являющийся в части мировоззрения современным материализмом, так или иначе примыкает к спинозизму. Нелепо было бы отрицать историческое происхождение   современного   материализма   от   Фейербаха,   французских

материалистов XVIII века от Спинозы, к которому в одинаковой степени

57

примыкали все материалисты нового времени» .

Основным обвинением, выдвинутым митинско-юдинской группой по вопросу о Спинозе была, как и можно было ожидать, имея в виду всё, сказанное выше, именно «ассимиляция «диалектиками» плехановской точки зрения» на философию Спинозы и связанная с этим недостаточно критическая, завышенная оценка роли философии спинозизма для развития европейского материализма. В докладе, посвящённом трёхсотлетию со дня рождения Б. Спинозы на заседании президиума Комакадемии в 1932 году М. Митин говорил:

«Плеханов подчеркивает в ряде своих статей, что он целиком и полно­стью принимает спинозовское учение о субстанции и ее двух атрибутах: про­тяженности и мышления. Плеханов в целом ряде мест говорит о том, что эта точка зрения и именно так, как она была развернута Спинозой, была той точкой зрения, которую принял Фейербах, которую безоговорочно принял Маркс. Это положение связано со всей концепцией Плеханова о всеобщей одушевленности материи. Несомненно, это положение в корне ошибочно. Недостаток спинозовского материализма, так же как и фейербаховского, состоял в том, что у них не было исторического подхода к вопросу о соотношении между субъектом и объектом. они не понимали того обстоятельства, что мышление возникает только в материи высокоорганизованной. Это — сугубо ошибочное положение, оно не проводит границы между диалектическим материализмом и низшими формами материализма (.).

Надо сказать, что все недостатки плехановской трактовки философии
Спинозы целиком и полностью, да еще при этом в «углубленном» виде, вос-
произведены Дебориным............ Деборин забывает то, на что даже Плеханов

указывает, а именно, что у Спинозы мы имеем смешение материализма и теологии. Он считает учение Спинозы «чисто материалистическим учением». В своих очерках по истории материализма он прямо так и говорит: «Действительно уже то, что нами было приведено, достаточно характеризует учение Спинозы как чисто материалистическое и атеистическое мировоззрение».

Мы видим, что Деборин забывает указание Плеханова о том, что у Спи­нозы мы имеем смешение материализма с теологией» .

Конечно, было бы совершенно неправильным говорить о том, что и в этом отношении критика митинско-юдинской группировки по адресу «диалектиков» была полностью ошибочной от начала и до конца. С нашей точки зрения, в приведённом выше отрывке мы наблюдаем достаточно редкий для рассмотренной нами дискуссии случай, когда критика «молодых сталинистов» находилась не столь далеко от истины. Если обратиться к историко-философским сочинениям Деборина и его сотрудников, в особенности посвящённым изложению взглядов философов-материалистов, можно заметить, что стремление к выявлению материалистических оснований философии того или иного мыслителя иногда переходило в упомянутых сочинениях разумные пределы (подробнее об этом в п. 4.3. главы IV настоящей работы), создавая у неискушённого в философских дистинкциях и дефинициях читателя впечатление, что отдельные философы Средневековья и Нового Времени были практически законченными и последовательными диаматчиками. Разумеется, такая трактовка не могла не вести прямой дорогой к искажению действительных взглядов мыслителей и формированию неправильных представлений об их творчестве у читателей, сколь бы часто «диалектики» не ссылались на то, что «Бог» у Спинозы был совсем не тем же самым «Богом», что имелся в виду нидерландскими теологами и священнослужителями. Правда, - об этом также было сказано достаточно, - отдельные, по существу верные критические замечания группы Митина терялись на фоне потока бездоказательного словоблудия, не составляя собой и десятой части всего сказанного митинско-юдинской группировкой по поводу деборинского творчества.

Ошибочными, с точки зрения группы Митина, являлись также трактовка «диалектиками» спинозианского социального идеала. В уже цитированном нами выше выступлении Митин заявил, что требования Спинозы «организовать такие связи и такое общение, которые «могли бы сделать из всех людей одного», гармонически согласовать коллективные силы человечества для счастливой жизни на земле» были совершенно неверно истолкованы Дебориным как «чисто социалистические идеалы»: «Расплывчатые положения Спинозы, характерные для него как идеолога революционной буржуазии определенной эпохи, его положения о «всеобщем и высшем счастьи», о необходимости согласования души и тела, как говорил Спиноза, о необходимости взаимопомощи для удовлетворения нужд и для спасения от опасностей, о необходимости гармонически согласовать коллективные силы человечества, это - типично буржуазные идеалы, которые были вызваны определенными историческими, классовыми условиями эпохи»⁵⁹. Эти же самые, по существу, претензии ранее (в начале 1932 года) были высказаны «митинцами» В. Вандеком и В. Тимоско, в работе «Критика оценки механистами и меньшевиствующими идеалистами философии Спинозы» утверждавшими: «Он (т.н. «меньшевиствующий идеализм». - И.К.) не только объявляет Спинозу идеологом мелкой буржуазии, но еще умудряется видеть в его философии «пророческое предвосхищение социалистического общества». Так именно изображает Спинозу Деборин. чисто буржуазную концепцию Спинозы, его буржуазные политические идеалы он выдает за социалистическое учение революционного пролетариата. Здесь находит свое завершение попытка меньшевиствующего идеализма изобразить Спинозу диалектическим материалистом»⁶⁰.

Оставляя пока что в стороне вопрос о справедливости критики митинско-юдинской группой деборинского представления Спинозы как «прото-диаматчика», следует обратить внимание на очевидный и, с нашей точки зрения, не требующий специального рассмотрения хотя бы с точки зрения здравого смысла факт, что митинско-юдинская критика политических идеалов Спинозы в оценке Деборина сама по себе не выдерживает критики. Для наглядности приведём выдержку из распространённого советского учебника по научному коммунизму:

«Своё выражение коммунистическая нравственность нашла в моральном кодексе строителя коммунизма... Моральный кодекс есть не что иное, как свод основных принципов, которыми призван руководствоваться человек, создающий новое, коммунистическое общество. заключает в себе следующие основные принципы:

. добросовестный труд на благо общества;

.  высокое сознание общественного долга;

.  коллективизм и товарищеская взаимопомощь;

.  гуманные отношения и взаимное уважение между людьми;

. братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами»⁶¹.

Очевидно, что спинозианские положения, на которые в пылу полемики обрушились теоретики митинско-юдинской группы с Митиным во главе, не только не вступали в противоречие с «социалистическими идеалами», как на то указывал Деборин, но и практически повторяли формулировки требований, предъявляемых коммунистической моралью к «строителям нового общества». Впрочем, факт того, что митинская группа неоднократно и публично открестилась от таковых, проведя по существу ту самую «антипартийную деятельность», которую через несколько лет инкриминируют «диалектикам», в 1932 году заметить уже не посмел никто.

Вопрос об оценке так называемыми «меньшевиствующими идеалистами» философии Л. Фейербаха, так же, как и большинство рассмотренных нами выше вопросов, оказался для митинско-юдинской группы непосредственно связан с критикой философских воззрений Плеханова. Заметим, что огульная критика митинцами плехановских позиций на деле могла означать ни что иное, как признание de facto непреходящей значимости работ последнего для развития философии в России: можно насчитать весьма незначительное количество вопросов, в которых митинско-юдинской группировке удалось «обойтись без Плеханова», или, по крайней мере, «обойти» острые углы его теоретических разработок. Ко всему прочему, фигура Плеханова к 1931 году не без помощи деборинских оппонентов получила крайне двусмысленный статус в истории отечественной философии: с одной стороны, митинцы неоднократно повторяли ленинские и деборинские аттестации, данные плехановским работам как внесшим значительный вклад в развитие философии марксизма в России, с другой - пользовались ей как действенным средством уничтожения своих теоретических противников путём указания на якобы разделяемые ими плехановские ошибки и заблуждения. Многочисленные примеры такого рода подходов можно было усмотреть и в вопросе о Фейербахе. Митинские критики отмечали, например, что «у значительной части из них (литераторов, пишущих по истории марксизма. -Н.К. В виду имеются, в первую очередь, «диалектики») мы встречаем вульгарное представление о развитии марксизма. Представляют себе дело так, что марксизм воспринял достижения только одной линии (и в одной лишь области - философии) - линии материалистической, а не материалистически переработал всю совокупность человеческих знаний. Плеханов на этом основании назвал марксизм «родом спинозизма». Плеханов считал, что марксизм имеет такую родословную: Демокрит - Спиноза - французские материалисты - Фейербах - Маркс. «Материалистическая философия Фейербаха была, как и философия Дидро, лишь родом спинозизма» (Соч., т.

XVIII, стр. 189).

Такой подход к истории марксизма абсолютно неправилен. Это -фейербаховский метод огульного отрицания того положительного, что добыто идеалистической стороной в развитии мысли»  .

Заметим мимоходом, что митинцы проявляли завидную последовательность в критике «огульного отрицания того положительного, что добыто идеалистической стороной», когда возникала необходимость критики радикально-материалистических взглядов (о действительном отношении оппонентов Деборина к «идеалистической стороне» в рамках настоящей работы уже неоднократно говорилось и будет говориться). Это, однако, никоим образом не помешало критикам, по их обыкновению, предъявить деборинской группе одновременно обвинения в двух противоположных крайностях. Несмотря на то, что «общим местом» митинско-юдинских выступлений по любым вопросам, связанным так или иначе с деятельностью «диалектиков» было утверждение о том, что деборинцы якобы повторили за Плехановым все его философские ошибки, П. Вышинский, например, в статье 1931 года «Людвиг Фейербах в освещении меньшевиствующего идеализма и механицизма» заявил, что «если Энгельс говорит, что марксизм ведет свое происхождение также и от Канта, Фихте и Гегеля, то «деборинцы» превращают и Канта, и Фихте, и Гегеля в прямых родоначальников марксизма, в последовательных революционеров, диалектиков и почти в материалистов! Их воззрения объявляются составной частью марксизма наряду с спинозизмом или фейербахианством!»⁶³, в очередной раз перечеркнув неосторожным пассажем всю теоретическую линию, проводимую по данному вопросу митинской группой. Выходило, что деборинская группа придерживалась одновременно как «плехановской» модели генезиса марксизма, отрицающей, с точки зрения митинцев, роль идеалистической философии в его развитии вообще, так и махрово-идеалистических взглядов (ниже мы постараемся обосновать, почему и это утверждение митинцев слабо соответствовало действительным взглядам «диалектиков»): проще говоря, критики так и не дали себе труда разобраться, в чём же состояла действительная позиция деборинской группы по рассматриваемому вопросу.

Возвращаясь к вопросу о Фейербахе, митинцы особенно остро критиковали «диалектиков» за якобы имевшее место выведение марксизма из суммирования материалистического понимания природы и истории Фейербаха и диалектического метода Гегеля, сближаясь в этом отношении с точкой зрения так называемых «механистов», в частности, Л. Аксельрод. Корни недопонимания традиционно были усмотрены критиками в философии Плеханова, который «как и Фейербах, недопонимал всего огромного значения и места диалектики в теории и практике марксизма... как и Фейербах, не видел разницы между философским, т.-е. диалектическим, и естественно-научным материализмом. не понимал роли практики и ее существа, определенного Марксом, как «революционная, практическо-критическая деятельность». Плеханов и здесь взял сторону Фейербаха», после чего следовал ожидаемый вывод: «Более или менее правильные высказывания Плеханова обычно отбрасываются, забываются эпигонами, а неправильные ухудшаются. Если Плеханов высказывался с оговорками, то эпигоны безоговорочно принижают марксизм до фейербахизма, продолжая худшие стороны Плеханова» ⁶⁴.

В чём, по мнению критиков деборинской группы, состояли эти «худшие стороны Плеханова», уже было несколько сказано выше. Во-первых, митинцев не устраивала роль Маркса и Энгельса как простых «продолжателей» и «завершителей» (термин Г. Тымянского) дела Фейербаха, понимание диалектического  материализма  как обогащённого  и поднятого  на новый теоретический уровень фейербахианского материализма. Во-вторых, митинцы в известной степени постарались перенести приписанное ими деборинцам противопоставление «Ленина - практика» «Плеханову - теоретику» на процесс становления Маркса как философа, заявляя о том, что, с точки зрения некоторых «диалектиков» (Г. Рохкина, В. Рожицина) «в философии (в «области чисто (!) философской») Маркс и Энгельс не были самостоятельны и не проложили новых путей. За них и до них это сделал Фейербах, последователями которого они и оставались «до конца дней своих»»⁶⁵. С этих же позиций была подвергнута критике деборинская работа «Людвиг Фейербах», в рамках которой митинцам удалось усмотреть нарушение Дебориным уже упоминавшегося нами принципа философской партийности, прицепившись к слову «беспристрастность»: Деборин имел неосторожность сказать, что ««мы изложили учение Фейербаха почти его собственными словами. Мы это сделали в целях беспристрастия» (стр. 348)», на что его оппоненты, не задумываясь, ответили: «Когда современный советский читатель встречает заявления о «бес­пристрастии», когда речь идет о философских вопросах и об оценке фило­софского течения, предшествовавшего марксизму и имеющего к нему непо­средственное отношение, - он справедливо настораживается» - и завершили: «из-под этого покрывала «беспристрастия» торчат ревизионистские уши»⁶⁶. В понимании Дебориным фейербахианства митинско-юдинскую группу особо насторожили «попытки Деборина причесать Маркса под Фейербаха». С точки зрения критиков, Деборин ошибочно и безосновательно приписывал Фейербаху понимание того, что человеческое общество, подобно природе, также имеет свои законы и историю развития, близкое к марксистскому понимание сущности человеческой практики примыкая в этом отношении больше к Плеханову, нежели к Энгельсу (с точки зрения авторов, фейербахианское понимание «практики как удовлетворения потребностей человека» есть «созерцательное отношение к действительности, т.-е. не является практикой в марксистском, диалектико-материалистическом понимании»); в вопросе о практике «если бы Деборин хотел (и мог) подойти к Фейербаху по-марксистски - он должен был бы сказать: заслугой Фейербаха является открытие, провоз­глашение принципа единства и различия субъекта и объекта. Но последова­тельным материалистическим выводом из этого принципа является «произ­водственная» точка зрения вместо фейербаховской «потребительской»... Так должен был сказать Деборин, если бы он был свободен от либерально-академического, «беспартийного» отношения к философским учениям (...). Деборин поставил себе задачу поднять Фейербаха до Маркса. Задача ложная, противоречивая с самого начала; такую задачу можно поставить себе, лишь отказавшись от историзма, от марксизма. Результатом работы Деборина является принижение марксизма до фейербахианства»⁶⁷. Митинцы всеми силами старались показать, что с точки зрения Деборина и его сотрудников философия Фейербаха представляла собой своеобразный «марксизм до Маркса», «до-марксистский диалектический материализм», что является намеренным принижением марксизма по сравнению с фейербахианством, сведением первого ко второму.

Последним (но далеко не последним по значению) вопросом историко-философского характера, по которому митинско-юдинская группировка развернула ожесточённую критику позиций так называемых «меньшевиствующих идеалистов», стал вопрос о Гегеле, значимость которого для текущей «дискуссии» Митин и К^о не могли не сознавать. В настоящее время практически не оставляет сомнений тот факт, что деборинцы, несмотря на оспаривавшуюся их оппонентами очевидную приверженность марксистской ортодоксии, были гегельянцами практически в той же степени, в которой они были марксистами. С другой стороны, речь шла уже не о более или менее отдалённых во времени мировоззренческих корнях марксистской философии, а о признанной вершине идеалистической философии, выдающейся стройностью и целостностью системы. Речь шла о непосредственных корнях, об одном из источников и составных частей марксизма как такового, которым явился гегелевский диалектический метод как учение о развитии, высокие оценки которому были даны множеством российских философов-материалистов, начиная с Герцена («алгебра революции») и заканчивая Лениным (известно ленинское высказывание о том, что «нельзя понять «Капитала» Маркса, не поняв всей логики Гегеля») - вопрос о Гегеле неизбежно перетекал в вопрос о Марксе. Поэтому в критике установок, принятых деборинской школой по вопросу о Гегеле митинско-юдинская группа, казалось бы, неизбежно должна была столкнуться с трудностями и ограничениями, наложенными на свойственную им манеру ведения полемики самим выбором темы. Действительность, однако, показала, что дискуссионный тон, взятый митинцами с самого начала дискуссии, и здесь не претерпел существенных изменений. Так, в 1931 году в статье «Гегель как идеолог буржуазии» небезызвестный нам В. Ральцевич писал:

«Не поняв классово-буржуазного существа гегелевской диалектики, сведя противоречия гегелевского метода и его системы к простой абстрактной, логической непоследовательности Гегеля, сведя коренное различие между гегелевской и марксистско-ленинской диалектикой к простому различию в пределах некоей надпартийной философии, вместо того, чтобы понять их различие как различие двух в корне противоположных и враждебных друг другу классовых мировоззрений, отрывая, с другой стороны, теорию от практики классовой борьбы и социалистического строительства в СССР, игнорируя марксистско-ленинскую, большевистскую партийность в своей философской работе, Деборин, Карев, Гоникман и другие реставраторы Гегеля в условиях диктатуры пролетариата неизбежно скатывались и скатились на путь антимарксизма, на путь меньшевиствующего идеализма, явившегося методоло­гическим обоснованием троцкизма и «левацких» загибов. Поэтому борьба с меньшевиствующим идеализмом является основным условием разработки материалистической диалектики, а вместе с тем и условием борьбы против фашистской и социал-фашистской философии»⁶⁸.

Что именно явилось причиной столь негативной оценки, данной идеологами митинско-юдинской группы деборинским трактовкам гегельянства, будет достаточно ясно из последующего. Пока же следует более подробно остановиться на сущности митинских «чисто-философских» претензий, высказанных в ходе рассматриваемой нами полемики.

В первую очередь, митинцы ставили своей целью показать, что, с точки зрения «диалектиков», и, в частности, самого Деборина, Маркс при построении собственной философской концепции заимствовал философию Гегеля в её первозданном виде, что Деборин, Карев и прочие «диалектики» пытаются стереть грань между идеалистической диалектикой Гегеля и материалистической диалектикой Маркса, Энгельса и Ленина (и, с другой стороны, как об этом говорилось выше, - между материализмом Маркса и материализмом Фейербаха), выводя такого рода стремление из якобы крайне завышенных характеристик, данных «диалектиками» гегелевской философии и её роли в происхождении марксизма. Из этого критиками делался вывод, что подобная позиция может быть только прямым следствием «недостаточно критического» подхода, объяснимого, с точки зрения идеологов митинско-юдинской группы только идеалистическими завихрениями в середе деборинцев (термин «идеализм» в характеристике, данной Сталиным и Митиным группе Деборина, имеет своим основанием внимание, проявленное «диалектиками» к изучению гегелевской философии, в то время, как определение «меньшевиствующий» должно было указывать на тесную связь деборинской группы с плехановскими «заблуждениями»). Множество выкладок, имевших место в работах Деборина, посвящённых вопросам диалектического материализма, были объявлены Митиным и К^о «идеалистической ревизией». Критике было подвергнуто понимание Дебориным сущности логических категорий («когда. меньшевиствующие идеалисты трактуют вопрос о категориях материалистической логики, то они исходят по существу из гегелевского решения этого вопроса, согласно которому получается, что логика есть лишь учение о формах мышления и что категория логики привносится в объективную реальность разумом»⁶⁹), понимание самой сущности материалистической диалектики, связанное, с точки зрения авторов, с перегибами в историко-философской области («...каждого мыслителя XIV, XV, XVI, XVII, и XVIII веков стараются подогнать под материалистов-диалектиков. Вся история философии в освещении Деборина представляет собой искажение действительных исторических предпосылок, исторических корней философии Маркса и Энгельса»⁷⁰). По мнению критиков, деборинская группа ошибочно представляла диалектику как абстрактную науку, чистую методологию, к которой в основном и должен сводиться предмет философии как науки, что есть ни что иное, как «абстрактная методология, оторванная от всякого конкретного содержания, чуждая всякому конкретному содержанию. законченная система логических категорий, самих в себе существующих, самих в себе развивающихся»⁷¹, что представляет из себя возврат от марксизма обратно к Гегелю, «простое дословное повторение Дебориным Гегеля».

Как это следует из сказанного, у митинско-юдинской группы вообще и у П. Юдина в частности особый протест вызывало то, что идеалистическая гегелевская диалектика в части своего метода должна служить основой материалистической диалектики Маркса. Непреложность этого факта заставляла митинцев искать у Деборина ошибки и оговорки, в которых можно было бы прочитать, по крайней мере, признание гегелевской правоты в тех вопросах, по которым диалектика Гегеля не вызывала существенного неприятия даже со стороны классиков марксизма. Так, митинцев не устроило мнение Деборина, высказанное в предисловии к Собранию сочинений Гегеля, что «структура гегелевской «Логики», поскольку она касается взаимного отношения бытия и сущности, в общем должна быть признана вполне соответствующей действительному ходу познания» и что категории бытия были развиты Гегелем практически с исчерпывающей полнотой: «основные... категории бытия, сущности, действительности принимаются Дебориным без всяких принципиальных возражений. Поскольку речь идёт об её общей структуре, гегелевская «Логика» вполне приемлема, с точки зрения Деборина, и для

72

материалиста» . При этом критики не упустили возможность ещё раз продемонстрировать якобы присущее «диалектикам» стремление «вырядить Гегеля», как и прочих изучавшихся деборинцами персоналий, в материалиста-диалектика; в частности, П. Юдин, оценивая выражение Деборина, что «Гегель определённо сознаёт, что исторически (курсив мой. - И.К.) бытие предшествует сознанию... как синтез бытия и сущности», заявлял: «По мнению Деборина, Гегель признаёт, что бытие (вообще бытие, а не только в историческом своём аспекте, имеет место подмена тезиса! - И. К.) предшествует сознанию. Что же, таким образом, остаётся от Гегеля идеалиста? Что остаётся от Гегеля, положившего в основу всей своей системы и всей своей диалектики саморазвитие абсолютного духа? Ничего. С точки зрения такого «понимания» вполне естественно утверждение Деборина, что диалектика Гегеля входит как составная часть в философию марксизма»⁷³.

В процессе «оценки» работ деборинской группы, так или иначе посвящённых гегелевской философии имели место и нефилософские, по своему существу, обвинения, не могущие представляться современному исследователю иначе, как печальные курьёзы. Так, оценивая историко-философские и аналитические работы Деборина, митинцы зачастую отмечали «ту невероятную схоластику, то гегельянство, которые наполняют все работы Деборина. Деборин настолько увлекается Гегелем, настолько принимает Гегеля, что стираются грани между тем, что он сам говорит, и что говорит Гегель. несколько по-иному, более витиевато перелагает Гегеля»⁷⁴. Язык работ «диалектиков», воспитанных, как совершенно правильно замечали митинцы, на аутентичных сочинениях Канта, Гегеля, Плеханова, язык, на котором говорили передовые представители современной деборинцам философии оказался. слишком сложным для деборинских оппонентов, стремившихся объявить на этом основании «схоластикой» и «формализмом» всё, что превосходило степень их разумения.

 

 

***

 

 

Сталинские «комиссары от философии», как это было неоднократно показано выше, подобно своим идеологическим наставникам исповедовали упрощенчество, вульгаризацию марксизма и предшествовавших ему философских учений, тотальную политизацию всех без исключения сфер общественного сознания, не брезговали любыми подтасовками и фальсификациями с целью опорочить своих теоретических противников, подменяя действительную партийность философии поисками и уничтожением инакомыслящих. Это становится особенно очевидным в ходе обращения к оригинальным текстам учёных деборинской группы, посвящённых вопросам, затронутым в ходе дискуссии и митинско-юдинской «критики» «диалектиков» 1930 - 1933 гг., более внимательное рассмотрение которых составит собой предмет следующей главы настоящей работы.

 

Выводы

 

1. Теоретический уровень публичных выступлений участников группы Митина-Юдина в период с 1929 по 1933 гг. был крайне низок, особенно по сравнению с уровнем аналогичных выступлений их оппонентов; как уже было неоднократно показано выше, множество вопросов, так или иначе затронутых в рассмотренной полемике не имели философского содержания, несмотря на все попытки группы Митина придать им таковое (в их числе следует указать на следующие претензии, высказанные группой Митина по адресу «диалектиков»:

• «Формализм», «схоластика», выразившиеся в оторванности научной проблематики, разрабатываемой «диалектиками» от текущих политических задач;

•                «Групповщина», образование «школ и школок», теоретические взгляды которых противостоят официально принятым, так называемой «генеральной линии» партии;

•                Нежелание «актуализировать» научную теорию; недостаточная разработка проблем, поставленных перед философской периодикой В.И. Лениным («О значении воинствующего материализма»)).

2. Тем не менее, с нашей точки зрения, было бы ошибочным полагать, что вся без исключения дискуссия, проходившая в период с 1929 по 1933 гг. носила принципиально нефилософский характер. Ряд обвинений, предъявленных митинско-юдинской группой школе Деборина, как это было показано выше, затрагивали те или иные философские проблемы, касались различных вопросов теоретической философии, истории философии в России и за рубежом. Суммировать их можно следующим образом:

•                Ряд неверных трактовок, допущенных в работах, посвящённых теории диалектического            материализма,   «подмена материалистической диалектики идеалистической диалектикой Гегеля»⁷⁵; недостаточно критическое отношение к гегелевскому идеализму;

•                В связи с предыдущим - неправильное истолкование ряда историко-философских проблем, в частности, связанных с исследованием взглядов классиков философского материализма (Спиноза, французские материалисты XVIII века, Фейербах); стремление «подделать» домарксистских философов под диалектических материалистов (неправильное понимание вопроса о соотношении между материализмом в области природы и материализмом в области истории у Фейербаха etc.);

•                Недостаточное внимание, посвящённое разработке проблем исторического материализма;

•                Недооценка значения философской деятельности В.И. Ленина для развития философии марксизма и диалектического материализма в России, замалчивание роли Ленина как философа; понимание